Студентка, комсомолка, спортсменка - Страница 60

Ещё минут через десять, когда концентрация вблизи Вечного огня подтянутых людей в штатском стала уже неприлично высокой, подкатил здоровенный автобус с надписью «Интурист» на борту. И из него высыпала толпа разномастно одетых людей различной степени упитанности. Ведомая миловидной девушкой, рыхлая толпа целеустремлённо направилась к нам с Мишкой. Когда они подошли поближе, я уверенно опознал в издаваемых толпой звуках английскую речь. Ага, проклятые буржуины пожаловали. Американцы, наверное. Как-то просочились сквозь железный занавес.

Нас с Мишкой пофоткали, сделав на группу, наверное, не меньше пары сотен снимков. Заметил, как умело случайные прохожие старались не попасть никому в кадр. Если же это сделать было невозможно, то они либо отворачивались, либо сморкались в здоровенные белые платки (у всех — одинаковые) до тех пор, пока коварный буржуин не опускал свой шпионский девайс.

Наконец фотосессия завершилась, и буржуины потянулись вслед за своей предводительницей (красивая!) в сторону Красной площади. Не иначе, к Мавзолею. А роящиеся последние полчаса вблизи нас с Мишкой молодые люди внезапно потеряли всякий интерес к Вечному огню, зато, все как один, почувствовали острое желание пойти почтить память вождя мирового пролетариата…

О, ещё отряд. Отлично, сейчас можно будет пошевелиться. Хоть чуть-чуть согреюсь. Холодно, блин. У меня уже зубы стучать начали. Мы же тут с восьми утра торчим неподвижно. А 9 мая — это далеко не лето. Сейчас градусов пятнадцать всего, и ветерок ещё дует. Хорошо хоть, дождя нет. Мишке проще, на нём штаны (он, гад, там под них ещё и треники надел, я заметил). А у меня коленки голые. По-другому нельзя — такая форма. Вернусь домой — сразу в ванну полезу. Греться.

Наконец вышедший вперёд юный пионер оканчивает свою небольшую речь и вскидывает руку в пионерском салюте. Вслед за ним руки поднимают и стоящие за его спиной пара десятков мальчишек и девчонок. Ребята честно стараются, но всё равно салют получается у них не слишком синхронным.

Но нам с Мишкой так нельзя. Мы — парадная витрина. У нас всё должно быть идеально. Поэтому я внимательно смотрю на специально для этой цели прогуливающегося невдалеке пожилого дядечку. Когда дядечка неловко роняет на землю пачку «Беломора», я резко вскидываю ко лбу свою правую руку. И опускаю её точно в тот момент, когда дядечка подбирает с земли свой «Беломор». На Мишку я при этом не смотрю, и так знаю, что он всё делает точно так же. Мы с ним этот манёвр два дня отрабатывали. Зато со стороны, наверное, красиво. Синхронные движения, причём не глядя друг на друга!

Пионеры колонной удаляются в сторону Мавзолея, а я вновь принимаюсь отсчитывать секунды. Чёрт, да когда же закончится-то эта пытка? Холодно же ведь!

Новый автобус. На этот раз не «Интурист», просто белый автобус. Кто теперь приехал? Оп-па! Пионеры. В до боли знакомых голубых галстуках. Немцы, что ли? Так и есть. Когда они подходят поближе, я слышу знакомую немецкую речь.

Хе, узнали меня. Что и не удивительно. Ещё бы не узнали, плакаты о советско-германской дружбе в каждой школе ГДР висят. С моей физиономией, естественно. Про это мне Эльза написала. Она тоже получила свой кусок пирога и теперь расхлёбывает последствия своего дурацкого письма. Ей теперь тоже проблема выйти на улицу. Её все узнают, она ведь тоже на плакате рядом со мной нарисована. Мы там с ней рядом стоим, улыбаемся и обнимаемся. Чуть ли не целуемся.

Кстати, эту интриганку Эльзу я всё же поцеловал, как она и хотела. В губы. Крепко. И совершенно безопасно. Никто аморалку не пришьёт, если узнает. Потому что и так все знают. Как это? А вот так! Чтобы надёжно спрятать вещь, нужно всего лишь положить её на самое видное место. Поэтому поцеловал я Эльзу при десятках свидетелей и даже под прицелом нескольких фотокамер. И фотография того момента, когда мы с ней целуемся в дёсны во время прощания в берлинском аэропорту, впоследствии даже была напечатана в нескольких газетах как в ГДР, так и у нас. В конце концов, почему Брежневу с Хонекером можно, а нам с Эльзой нельзя, а?..

Глава 46

— Сашка, куда ты льёшь столько? Он подумает, что меня крокодил покусал.

— Да ладно. Замотаем получше, вот и всё. Зря я, что ли, вчера за ней такую даль ездила? Мне её ещё и давать никак не хотели, всё спрашивали, зачем она мне. Одна бабка меня даже за ведьму приняла, представляешь?

— Неудивительно. Нечасто к ней, наверное, являются девчонки и просят нацедить баночку свежей куриной крови.

— Зато смотри, как здорово получилось! Нужно бинт снимать, чтобы понять, что на самом деле никакой раны у тебя нет. Ты только хромать не забывай.

— Да я вообще при нём вставать не буду. На диване полежу.

— Наташ, а может, не надо, а? Всё-таки мне как-то неудобно. Ты же моя лучшая подруга, почти сестра. А я такую свинью тебе подкладываю. Некрасиво.

— Сашка, не дури! Мы же договорились! И никакую не свинью. Наоборот, ты мне услугу оказываешь. А то я уже даже и не знаю, что с ним делать. Отмазки придумывать с каждым днём становится всё труднее и труднее.

— А зачем придумывать? По-моему, он очень симпатичный. И весёлый.

— Весёлый — то да, согласна. И умный, и добрый, и хороший, и всё-всё-всё. Но это ты в него втрескалась по уши. Ты, а не я! Я его не люблю. А он лезет со своими ухаживаниями. Помоги, Сашка! Спаси меня от него!

— Так я как бы совсем и не возражаю, даже наоборот. Просто уводить парня у лучшей подруги — свинство. По-моему, так. Мне стыдно.